История создания
1930-е годы стали для Ахматовой временем страшных испытаний. И до этого в глазах властей она была человеком крайне неблагонадежным: в 1921 году ее первый муж Н. Гумилев был расстрелян за «контрреволюционную деятельность».
В 30-е годы репрессии, коснувшиеся друзей и единомышленников, разрушили и ее семейный очаг: вначале был арестован и сослан сын, а затем и муж — Н. Н. Пунин. Сама поэтесса жила все эти годы в постоянном ожидании ареста. Много часов она провела в длинных тюремных очередях, чтобы сдать передачу сыну и узнать о его судьбе.
Поэма «Реквием» считается самым большим творческим достижением Ахматовой. Историю ее создания поэтесса описала в первой части, которая называется «Вместо предисловия»: «В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня.
Тогда стоящая за мной женщина, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):— А это вы можете описать? И я сказала:— Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом». Поэма создавалась в течение достаточно долгого времени: основная ее часть написана в 1935— 1943 годах, «Вместо предисловия» — в 1957, эпиграф — в 1961.
Жанр и композиция
Вопрос о жанровой природе «Реквиема» неоднозначен. Многие литературоведы задавались вопросом: что это — стихотворный цикл или поэма? «Реквием» написан от первого лица, от имени «я» — поэта и лирического героя одновременно. В нем сложно переплетены автобиографическое и художественное начало.
Основа произведения — лирическое начало, которое соединяет отдельные фрагменты в единое целое. Все это позволяет отнести «Реквием» к жанру поэмы.
«Реквием» состоит из эпиграфа (строки для него взяты из стихотворения Ахматовой «Так не зря мы вместе бедовали…»), прозаического предисловия, названного Ахматовой «Вместо предисловия», «Посвящения», «Вступления», десяти стихотворений и «Эпилога», состоящего из двух частей.
Тематика и проблематика
«Реквием» посвящен годам «большого террора»: личной трагедии Анны Ахматовой и ее сына, незаконно репрессированного и приговоренного к смертной казни, и трагедиям всех жертв сталинских репрессий.
В небольшом «Вместо предисловия» зримо и выпукло вырисовывается страшная эпоха: лирическую героиню не узнали, а «опознали», все говорилось шепотом и на ухо. «Посвящение» множит жуткие приметы того времени: «тюремные затворы», «каторжные норы», «смертельная тоска».
Сдержанно, без крика и надрыва, в эпически бесстрастной манере сказано о пережитом горе: «Перед этим горем гнутся горы». Уже здесь лирическая героиня говорит не только от своего имени, а от имени многих:
Для кого-то веет ветер свежий, Для кого-то нежится закат — Мы не знаем, мы повсюду те же, Слышим лишь ключей постылый скрежет Да шаги тяжелые солдат.
В первых строках «Вступления» возникает образ «страшного мира» и Руси, корчащейся под «кровавыми» сапогами:
Это было, когда улыбался Только мертвый, спокойствию рад. И ненужным привеском качался Возле тюрем своих Ленинград.
В первом стихотворении развивается основная тема — плач по сыну. В сценах прощания и ареста сына речь идет не только о личном горе лирической героини, а о драме всей «безвинной» Руси:
Буду я, как стрелецкие женки, Под кремлевскими башнями выть.
Сопоставление со стрелецкими женами бесконечно расширяет художественное время и пространство стихотворения. Соединив прошлое и настоящее, Ахматова изображает кровавую историю своей страны.Во втором стихотворении неожиданно и горестно возникает мелодия, отдаленно напоминающая колыбельную. Мотив колыбельной соединяется с полубредовым образом тихого Дона. Так появляется другой мотив, еще более страшный» мотив безумия, бреда и в итоге — полной готовности к смерти или самоубийству («К смерти»):
Ты все равно придешь — зачем же не теперь? Я жду тебя — мне очень трудно. Я потушила свет и отворила дверь и Тебе, такой простой и чудной.
В десятом стихотворении («Распятие») появляются евангельские мотивы — мать и казнимый сын. Акцентирован образ матери: ее горе так велико, что даже «небеса… в огне» не так страшны:
Магдалина билась и рыдала, Ученик любимый каменел, А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел.
Евангельские образы расширили рамки «Реквиема» до огромного, всечеловеческого масштаба. С этой точки зрения эти строки можно считать поэтико-философским центром всего произведения. Двухчастный «Эпилог» замыкает поэму. Сначала он возвращает к мелодии и общему смыслу «Предисловия» и «Посвящения»: здесь мы вновь видим образ тюремной очереди, но уже как бы обобщенный, символический, не столь конкретный, как в начале поэмы:
Узнала я, как опадают лица, Как из-под век выглядывает страх. Как клинописи жесткие страницы Страдания выводят на щеках…
Вторая часть эпилога развивает тему памятника, хорошо известную в русской литературе по стихотворениям Державина и Пушкина, но приобретающую под пером Ахматовой совершенно необычный — глубоко трагический — облик и смысл. Лирическая героиня хочет, чтобы памятник был поставлен «под красной ослепшею стеною», где она стояла «триста часов». В этом контексте особенно поражают строки эпиграфа, в которых поэтесса признается, что неразрывно и кровно связана с родной землей и народом даже в самые страшные периоды его истории:
Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, —Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был.