Отправной точкой сложных духовных и философских исканий Андрея Болконского становятся его психологические противоречия с петербургским салонным обществом.
Начинающаяся война и назначение на должность адъютанта Кутузова увлекли его возможностью осуществления мечты о личном подвиге, который бы его прославил Примером такого подвига для Болконского было взятие Тулона Наполеоном. Ночью перед Аустерлицким сражением эта мысль захватывает его настолько, что он готов, кажется, отказаться от семьи, самых дорогих ему людей, «за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей», которых он даже не знает.
Встреча князя Андрея с капитаном Тушиным готовит перелом в честолюбивых планах. Его представления о героизме, славе сталкиваются с тем героизмом, который он видит в действиях батареи Тушина, т.е. нетщеславным, вызванным сознанием своего воинского долга.
Тогда же еще не наступило разочарования в Тулоне или Аркольском мосте. Князю Андрею только показалось, что «все это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся», эгоизм его славы раскрывается ему на Аустерлицком поле после ранения. «Вид высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нему облаками» рождает осознание того, что «все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба», тишины и успокоения.
В тот же вечер, увидев своего кумира, Болконский «думал о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Вернувшись из плена, Андрей испытал чувство вины перед женой и ответственность за ее смерть. Князь Андрей твердо решил бросить военную службу, убедив себя в том, что к ней больше не имеет интереса. Он поселился в Богучарове, ограничив себя заботами об имении и о ребенке.
Это именно самоограничение, которое внутренне ему не свойственно. В разговоре с Пьером он резко высказал равнодушие по всем внешним событиям мира, но они продолжали его по-прежнему занимать. Возрождение интереса к жизни происходит после его поездки в Отрадное и встречи с Наташей Ростовой.
Этот очередной этап духовных поисков Болконского подчеркнут известными сценами встречи с «огромным, в два обхвата дубом» на краю дороги. Его хмурый, неподвижный вид вызывает в душе князя Андрея «целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно-приятных»: он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, решил, что она уже кончена, «что начинать ничего не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая».
После второй встречи с тем же дубом, но уже «преображенным, раскинувшимся шатром сочной темной зелени», князь Андрей вдруг окончательно, беспеременной решил, что «жизнь не кончена в 31 год». «Надо, чтоб не для одного меня шла моя жизнь, но и чтобы на всех она отражалась». Из вновь возникшего стремления участвовать в жизни людей возникает и жажда активной деятельности.
Поэтому его привлекает сфера государственных интересов. Новый кумир, заменивший Наполеона, был Сперанский, «лицо таинственное и представлявшееся ему гениальным». Разочарование в Сперанском наступает после вечера, где князь Андрей танцует с Наташей Ростовой.
Новое чувство возникающей любви контрастно становится к «административным» увлечениям Болконского. Общение с Наташей дало ему ощущение сопричастности к совершенно особенному миру, преисполненному каких-то неизвестных ему радостей. Присутствие этого мира в Наташе он почувствовал еще в Отрадном и сейчас «находил в нем новое для себя наслаждение».
Открытие героем чего-то нового — это очередной этап его поисков. Будущее открылось со всеми его радостями; желание пользоваться свободой, силой и молодостью открывает ему новую истину: «Чтобы быть счастливым, надо верить в возможность счастия».
После помолвки с Наташей князь Андрей совершает ошибку, согласившись с отцом отложить свадьбу на год. Видимо, он не вполне сумел понять существо Наташи Ростовой. Она привлекла его полнотой жизни, но именно это исключало в ней рационализм, расчетливость в любых ее проявлениях. Она не могла подчиниться заранее заготовленной схеме: подождать год, который даст ей возможность проверить свои чувства до свадьбы.
Для Наташи, которой было ценно каждое мгновение, год ожидания был оскорбителен своей пустотой, остановкой жизни. Но жизнь неостановима, она требует движения. Наташа нашла его в бегстве из дома с Курагиым. Для Андрея Болконского наступило третье, самое тяжелое разочарование в жизни.
Единственным стимулом, живым интересом, им испытываемым, становится месть Курагину. Он вновь возвращается на военную службу, но уже без тщеславных мыслей. Душевной драмой, тем не менее, его философские поиски не заканчиваются, но, наоборот, обостряются. Этому во многом способствует эпоха 1812 года. Князь Андрей от «высоких сфер», к которым прежде стремился, спускается к народу, поступая служить в полк.
Смотря на упавшую рядом гранату и сознавал близость смерти, Болконский думает: «Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь…» Обостренное чувство любви к жизни открывает ему понимание той любви, «которую проповедовал бог на земле»: «сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, которой учила княжна Марья». Мысли князя Андрея во время болезни были деятельнее, яснее, но действовали вне его воли.
Они могли оборваться, заменяться неожиданными представлениями. Теперь все его прошедшее представлялось собой здание из иголок или лучинок, воздвигающееся и разрушающееся под звуки равномерно «шепчущей» музыки. Но следующий этап душевной эволюции Болконского состоит в противопоставлении божеской и человеческой любви и Андрей, вдумываясь в новое, открытое ему начало вечной любви, отрекался от земной жизни:
«Всех любить, жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнью». Любовь к земной жизни, временно пробужденная появлением Наташи, терпит поражение в борьбе со смертью.
Состояние Болконского, которое Наташа назвала «это сделалось», было проявлением победы смерти над жизнью. Уничтожение преграды между жизнью и смертью одновременно воздвигало преграду непонимания живыми уже «наполовину умершего».
Для князя Андрея сознание отчужденности от всего земного, радостной и странной легкости бытия дало возможность понять и ощутить близость смерти, которой прежде он боялся, а теперь увидел в ней «пробуждение» от жизни. освобождение прежде связанной в нем силы.